Англо-Русское Рифмоплетство называется макаронической поэзией и известна еще с 4 в. до Христа.
Не будем поминать Авзония и Тифи, но вот вам Мятлев:
-
Вот в дорогу я пустилась:
В город Питер дотащилась
И промыслила билет
Для себя э пур Анет,
Э пур Харитон ле медник.
Сюр ле пироскаф «Наследник»,
Погрузила экипаж,
Приготовилась к вояж.
Или Котляревский («Энеида«):
-
Энеус, ностер магнус панус
И славный троянорум князь,
Шнырял по морю, как цыганус,
Ад те, о рекс! прислал нунк нас.
Вместо говнюка Д.Бедного с его «Манифестом барона фон-Врангеля«
(Ихь фанге ан! Я нашинаю.) приведу любимого Бро («Два часа в резервуаре«):
-
Я есть антифашист и антифауст.
Их либе жизнь и обожаю хаос.
Их бин хотеть, геноссе официрен,
дем цайт цум Фауст коротко шпацирен.
…
Так проходили годы шито-крыто.
Он знал арабский, но не знал санскрита.
И с опозданьем, гей, была открыта
им айне кляйне фройляйн Маргарита.
…
Он взял букет и в будуар девицы
отправился. Унд вени, види, вици.
…
Но доктор Фауст нихц не знал о Боге.
…
А честный немец сам дер вег цурюк,
не станет ждать, когда его попросят.
Он вальтер достает из теплых брюк
и навсегда уходит в вальтер-клозет.
…
Фройляйн, скажите, вас ист дас «инкубус»?
Инкубус дас ист айне кляйне глобус.
Нох гроссер дихтер Гете задал ребус!
Унд ивиковы злые журавли.
…
Опять Зептембер. Скука. Полнолунье.
В ногах мурлычет серая колдунья.
А под подушку положил колун я…
Сейчас бы шнапсу… это… апгемахт!
Яволь. Зептембер. Портится характер.
Буксует в поле тарахтящий трактор.
Их либе жизнь и «Фелькиш Беобахтер».
Гут нахт, майн либе геррен. Я, гут нахт.
Поиграем в макароны?
И в работе, и в любви
помогают нам «ob«!
И удобны, и красивы
у «Safe Play» презервативы!
Чтобы не было беды,
надевайте на end‘ы!
Я недавно овдовел,
и теперь мне very well.
Потому что лайфа кайф
не ломает больше wife!
Познакомился я с girl,
и теперь я бос и гол.
Не найти в моем кармане
ни одной паршивой money.
Приходи на сенокос,
я хочу тебя because!
Побежим по полю we,
предадимся we любви!
Ты побриться не проси!
На себя-ка лучше see!
У тебя такое face —
искорябался я весь!
Кошка весит восемь кил.
Я хочу ее to kill.
Потому что эта cat
вечно гадит на паркет!
Куда-то в сторону понесло. Кончаю… то есть, заканчиваю…
На первое апреля, еще когда я учился в школе в Катеринбурге, взял я
балалайку (да, умею), надел ватник, старую драную ушанку, и спел:
Ah you сени мои сени,
Сени new my very new,
Сени new, made of клен,
and решетчатые.
Out came the молода,
out of the ворота,
выпускала falcon‘а
From the sleeve, right from the right.
And before the сокол flew,
She наказывала,
Оh you fly, you fly, соколик,
Very high and very far.
Very high and very far,
to the native сторона,
On the native on сторонке,
Strictly батюшка живет.
He is strict, судАрь, so strict,
and немилостив,
Doesn’t let the молода,
Поздно вечером alone.
Doesn’t let her late ходить,
With the boys to говорить,
I won’t listen to отца,
I will merry молодца…
Я в основном промышляю либо вольными переводами либо настолько
старыми шутками, что их никто не помнит кроме Гарри Гликина
(кстати, а что с ним, кто-нибудь знает?) Так вот стихи, которые
мы пели в детстве (на музыку из к/ф «Первая перчатка«):
Закаляйся!
If You want to be здоров
Постарайся!
To forget for докторов,
With cold water обливайся,
If You want to be здоров!